Дженни почесала колено.

— Чувство вины, — не сразу сказала она. — Эллиота мучило чувство вины, желание отомстить, злость, что он не смог защитить свою дочь, что позволил ей выйти из палатки. Видите ли… он сильно пил.

— Вы думаете, в ту ночь он мог быть в отключке, поэтому и не услышал криков? — спросила Тана. Ей нравилось, что Бабах не задает вопросов, просто сидит рядом, не мешая ей делать свое дело.

— До меня доходили слухи, что Эллиот пьет все больше и больше, потом отключается. К тому же он страдал провалами в памяти. Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что он пытался обвинить кого-то и снять таким образом вину с себя. — Она поежилась. — Я… я обратилась к психотерапевту. Это она предположила, почему Эллиот так себя вел. Сказала, что я и сама пытаюсь делать то же самое — искать виноватых, валить все на Кроу. И что я не должна себя за это ругать. В таком состоянии люди могут вести себя по-разному, нет каких-то общих правил, но все мы проходим стадию отрицания, и способ справиться у каждого свой.

— Когда он начал пить?

Большая рыжая кошка запрыгнула Дженни на колени, и она принялась гладить животное с таким усердием, будто это стало ее главным делом.

— В городе говорили, что Эллиот завел интрижку на стороне, и когда эта связь распалась, запил уже по-черному.

Тана и Бабах быстро переглянулись.

— Интрижку с кем? — спросила Тана.

— Не знаю.

— Тогда откуда вам известно, что он…

Дженни глубоко вздохнула, отвела взгляд.

— Я подружилась с тем психотерапевтом. Она мне и сообщила. Жена Эллиота тоже ходила к ней. Рассказывала про любовницу, но имени не называла. Сказала, что Реган тоже об этом знает и что Эллиот взял ее на рыбалку, когда порвал с любовницей, потому что хотел загладить вину, снова стать хорошим папой.

Тане вспомнились слова Адди о том, что не следует переходить границы между дружбой и работой, нарушать конфиденциальность пациента, особенно если работаешь в таком малонаселенном месте, как Твин-Риверс. Психотерапевт Дженни перешла эту границу.

— Этот врач все еще в городе?

Дженни покачала головой.

— Она теперь работает в Уайтхорсе.

— Вы не могли бы дать мне ее номер?

— Я… нет, не могу. Я не должна была этого говорить. Прошу, поймите, я не могу.

Тана кивнула. Она выяснит сама. Если нужно, позвонит жене Эллиота.

Они поблагодарили Дженни, та проводила их до двери. Напоследок Тана спросила:

— Значит, никаких следов маньяка не было? Может быть, он оставлял странные рисунки, записки с цитатами из книги?

Дженни внезапно посмотрела Тане в глаза.

— Что-что?

— Дакота не получала записок, в которых были стихи или еще что-нибудь необычное?

— Подождите… подождите здесь. — Она метнулась по коридору в комнату и вскоре вернулась с клочком бумаги.

На нем было нарисовано чудовище, похожее на то, что видел Бабах в книге Дракона Синовски «Голод». Исхудавшее, как труп, существо держало в когтях кровоточащую голову женщины. Под картинкой были выведены слова:

На бесплодной земле души чудовищ наползают,

Изо льда их сердца и налиты кровью глаза их.

Почерк, похожий на тот, каким была нацарапана записка, найденная Вероникой Гарньер среди вещей Селены Аподаки. Тана почувствовала, как напрягся Бабах.

— Когда вы ее нашли? — спросила она.

— Когда наконец нашла силы убраться в комнате Дакоты. Спустя два года после ее… гибели.

— Она ничего вам не говорила?

— Нет. Разве это важно?

Тана с трудом натянула улыбку.

— Может быть, и нет. Но если нетрудно, расскажите, почему вы решили сохранить у себя эту записку, когда разбирали вещи Дакоты?

— Да я просто сунула ее в ящик. Хотела спросить мужа, вдруг он знает, что это. Слова такие… странные. А потом… — Она закашлялась. — Потом мой брак развалился, и я о ней забыла.

— Можно взять записку себе?

— Конечно. А почему вы сейчас занялись всем этим? Потому что волки напали на тех биологов? Вам кажется, это связано? Но ведь такого не может быть.

— Мы просто рассматриваем все варианты. Спасибо, миссис Смитерс, вы нам очень помогли.

— Называйте меня Дженни.

По дороге к снегоходам, уже покрытым свежим снегом, Бабах сказал:

— Это срисовано с той картинки, что я видел в книге. И слова почти такие же.

— Странно, — пробормотала Тана, надевая шлем.

— Значит, у Эллиота были провалы в памяти, — вслух размышлял Бабах, счищая с машины снег. — И чувство вины за то, что изменял жене. Порвав с любовницей, он везет Реган на рыбалку, желая загладить вину, но бутылку все-таки берет с собой. Вечером напивается и засыпает пьяным сном. Ночью Реган убивают, но он не слышит криков. Чувство вины, жажда мести, самобичевание — все это его добивает, он начинает еще больше пить и искать виноватых. Жена бесится, брак Новаков распадается. И тогда он окончательно слетает с катушек.

— Ну да. Или он сам это сделал. Сам убил свою дочь. Может, не понимал, что творил. И теперь ничего не помнит.

— А что за женщина, с которой у него был роман? Если бы мы ее нашли…

— У него и спросим, — решила Тана, надевая балаклаву и вслед за ней — шлем. Села на снегоход, завела мотор. Оделась она основательно — теплые стеганые штаны и толстовка, сверху непромокаемый плащ. Было еще темно, и из-за густого тумана и сильного снегопада казалось, что эта мгла рассосется еще не скоро. Бабах тоже завел снегоход. Тана поехала на своей машине в целях безопасности и потому, что на этот раз не было необходимости скрывать логотип КККП. А еще потому, что нужно было взять с собой много вещей и топлива, раз уж предполагалось ночевать не дома, возможно, в лесу. Они встали рано, чтобы закончить сборы, и Тана успела даже написать Розали записку с просьбой позаботиться о Максе и Тойоне и провести ночь в участке. Она была по уши в долгу перед Розали.

Бабах быстро вырвался вперед. Нужно было ехать быстро, путь предстоял долгий. Вскоре Тана нагнала его. Давя на газ, набрала скорость, и внутри что-то приятно екнуло.

— Зачем ты ее сюда притащил? — тихо спросил Штурманн-Тейлор.

— А ты против? — Не мигая, Бабах выдержал буравящий взгляд голубых глаз хозяина лагеря. Вечерело. Они с Таной очень спешили, чтобы до темноты успеть в лагерь, а Штурманн-Тейлор даже не попытался скрыть удивление и раздражение, увидев, как эти двое, по уши увязшие в снегу и похожие на йети, пробираются к нему сквозь метель.

— Да просто не ожидал, — ответил Штурманн-Тейлор, идя рядом с Бабахом по коридору; «дворецкий» вел Тану в библиотеку. — Ты — и девчонка из полиции? Я думал, она тебе хочет задницу надрать за твое бутлегерство.